Ф. Скотт Фицджеральд
Десять потерянных лет
Разные люди приходили в редакцию еженедельника и по-разному к ним относился Оррисон Браун. Он занимал должность «одного из редакторов», а на деле был простым кучерявым парнем, который еще год назад редактировал дартмудский «Блуждающий огонек». Теперь же он благодарил судьбу за то, что его взяли на это незавидное место в редакцию, где ему приходилось править чьи-то неразборчивые рукописи, или же исполнять обязанности бесправного коридорного.
Он видел посетителя, когда тот прошел в кабинет редактора. Высокий, бледный мужчина лет сорока, с пышными русыми волосами держался как-то боязливо, робко, и было в нем что-то монашеское.
Фамилия на карточке посетителя — Луис Тримбл — вызвала у Оррисона какие-то смутные воспоминания. Но он не стал ломать над этим голову, пока на столе не зазвонил телефон и он не узнал, что ему надо сводить Тримбла на ленч.
— Мистер Тримбл — мистер Браун, — представил их друг другу редактор. — Оррисон, мистер Тримбл… долго отсутствовал. По крайней мере, он сам так считает — почти двенадцать лет. Иной был бы рад столь долгому отсутствию.
— Верно, — согласился Оррисон.
— Сегодня мне не удастся выйти на ленч, — продолжил редактор. — Возьми его в «Войзин» или «Двадцать первый», словом, куда он захочет. Мистер Тримбл думает, что он многое здесь не видел.
— Я б и сам… — вежливо запротестовал Тримбл.
— Знаю, старина. Было время, когда никто не знал Нью-Йорк так, как ты. А если Браун начнет объяснять тебе, что такое трамвай, — пошли его ко мне. Сам ты вернешься к четырем, не так ли?
Оррисон взял шляпу.
— Вас не было десять лет? — спросил он гостя в лифте, когда они спускались вниз.
— В ту пору как раз начинали строительство «Эмпайра», — сказал Тримбл. — Сколько получается?
— Значит, с 1928 года. Но, как сказал шеф, вам повезло. — Потом он испытывающе добавил:
— Наверное, вам было на что смотреть?
— Не сказал бы…
Они вышли на улицу. Рев транспорта подействовал на Тримбла удручающе, лицо его напряглось, и у Оррисона появилась еще одна мысль:
— Вы были вдали от цивилизации?
— В некотором роде… — Тримбл был так скуп на слова, что Оррисон заключил — этот тип не заговорит, если сам того не захочет. Одновременно он пытался отгадать, где же провел гость тридцатые годы: в тюрьме или в лечебнице для душевнобольных.
— Это и есть знаменитый «Двадцать первый», — сказал Оррисон. — Может, вы хотите позавтракать в другом месте?
Тримбл молча разглядывал коричневое здание.
— Вспоминаю, когда стал популярным «Двадцать первый», — сказал он. — Тогда же, когда и Мориарти. — Чуть помолчав, продолжил, словно извиняясь: — Погуляем еще немного по Пятой авеню, а потом зайдем куда-нибудь, где бывает молодежь.
Оррисон метнул на него взгляд. Опять бары и серые стены, подумал он, может, и девиц легкого поведения ему подавай… Хотя, не похоже, чтоб Тримбла занимали подобные мысли. Лицо его выражало любознательность, и Оррисон попытался как-то связать его имя с адмиралом Бэрдом, скрывавшимся на Южном полюсе, или же с летчиками, пропавшими в джунглях Бразилии. Одно было ясно: Тримбл видал виды. Но чем объяснить это деревенское подчинение дорожным знакам и пристрастие ходить по тротуару ближе к магазинам, а не к проезжей части, — Оррисон не знал.
У галантерейного магазина Тримбл остановился и стал глазеть на витрину.
— Креповые галстуки! Не видел их с тех пор, как окончил колледж.
— А где вы учились?
— В Массачусетском техническом.
— Отличный колледж.
— Собираюсь съездить туда на будущей неделе… Позавтракаем где-нибудь здесь, — предложил он, когда они были в районе пятидесятых улиц.
За углом был отличный ресторан с маленьким навесом.
— Что бы вы хотели посмотреть? — спросил его Оррисон, когда они сели за столик.
Тримбл задумался.
— Ну, затылки людей, к примеру, их шеи, как сочленены головы с туловищем… Мне интересно, о чем говорят с отцом эти девочки. Нет, не то, что именно говорят, а слова… плывут они или погружаются. Как закроются их рты после того, как они кончат разговаривать… Это дело ритма. Коул Портэр затем и вернулся в Штаты в 1928-м, что почувствовал новый ритм.
Оррисон был уверен, что нашел ключ к разгадке. Но проявил деликатность, не стал задавать вопросов и даже подавил в себе внезапное желание сообщить Тримблу, что вечером в Карнеги Холл давали отличный концерт.
— Ложечки, — продолжал Тримбл, — такие легкие палочки, прикрепленные к маленьким мискам, и чуть косые глаза официанта. Я его знал когда-то. Но он меня, наверно, не помнит…
Когда они выходили из ресторана, официант как-то странно взглянул на Тримбла. Уже на улице Оррисон шутливо заметил:
— Могут и забыть за десять лет.
— Я здесь обедал в мае прошлого года, — вдруг вырвалось у Тримбла.
Чокнутый какой-то, подумал Оррисон, и снова стал гидом.
— Отсюда отличный вид на «Рокфеллер-центр», — начал он. — Вот там Крайслерово здание, а это «Армистид» — родоначальник всего нового.
— «Армистид», — Тримбл послушно вытянул шею. — Я его проектировал.
Оррисон лукаво махнул рукой. Всяких он видел на своем веку, но этот вздор про ресторан в мае прошлого года… Он остановился на углу здания. «Возведено в 1928 году» — гласила надпись.
Тримбл кивнул.
— С двадцать восьмого я пьянствовал, сильно пьянствовал, так что не видел его до сих пор.
— Н-да… — застыл Оррисон. — Хотите, зайдем?
— Я бывал там много раз, но не видел ничего. А сейчас это не то, что мне хотелось бы посмотреть. Да и не разберу я там ничего… Хочу на людей взглянуть, как они гуляют, какую носят одежду. Хочу смотреть на их глаза и руки. Вы пожмете мне руку?
— Разумеется, сэр.
— Спасибо вам большое. Вы очень добры… Странно, правда, но прохожие подумают, что мы прощаемся… Я еще поброжу здесь немного… Ну, до свидания. Скажите вашему шефу, что я буду в четыре.
Оррисон смотрел ему вслед, думая, что он завернет в бар. Напрасно. В этом человеке не было ничего такого, что могло бы заставить подумать о выпивке.
— Боже, — проговорил он, — десять лет пьяный…
Вдруг он ощупал ткань своего пальто, протянул большой палец и прижал его к гранитной стене здания…
Оригинальный текст: The Lost Decade, by F. Scott Fitzgerald.
Публикация перевода в газете «Молодежь Грузии», 1979.
Иллюстрации Г. Гаприндашвили.