Комната на нижнем этаже дачного дома. Верхняя часть стен украшена бордюром, изображающим рыбака с сетью у ног и корабль в малиновом океане, рыбака с сетью у ног и корабль в малиновом океане, рыбака с сетью у ног и так далее. В одном месте, где бордюр наложен внахлест, перед нами половина рыбака с половиной сети у ног, обескураженно стиснутые половиной корабля на половине малинового океана. Бордюр для сюжета значения не имеет, но, но правде сказать, он меня завораживает. Я мог бы продолжать описание до бесконечности, однако меня отвлекает один из двух объектов, находящихся в комнате: голубая фаянсовая ванна. Ванна эта особенная. Не чета новинкам, похожим на гоночные лодки: невелика, с высокими бортами; кажется, будто изготовилась к прыжку, однако короткие ножки ее расхолодили: она смирилась с окружением и своим небесно-голубым покрытием. Впрочем, из сварливости не позволяет никому из клиентов свободно вытянуть ноги, и тут мы плавно переходим ко второму объекту, также находящемуся в комнате.
Это девушка — очевидный придаток ванны: над бортиком видны только ее голова и шейка (у красавиц шеи не бывает — только шейка) и краешек плеча. Первые десять минут спектакля внимание публики всецело поглощено вопросом: играет актриса по-честному — голышом — или же зрителей надувают и она одета?
Девушку зовут Джули Марвис. Ее горделивая поза в ванне позволяет нам сделать вывод, что роста она невысокого и что у нее хорошая осанка. В улыбке ее верхняя губа слегка обнажает зубы, что придает ей сходство с Пасхальным Кроликом. Ей вот-вот должно исполниться двадцать.
И еще вот что: над ванной, справа, имеется окно. Окно узкое, с широким подоконником, пропускает внутрь помещения много солнечного света, однако надежно загораживает для стороннего глаза вид на ванну. Уже догадываетесь, в чем суть сюжета?
По традиции начнем с песни. Но так как изумленные восклицания зрителей совершенно заглушили начало, придется дать лишь концовку.
Джули (изящно-воодушевленное сопрано):
Когда Цезарь вторгся в Чикаго,
Обаяшкой-ребенком он был:
Недотроги-святоши тотчас
В дикарский пустились пляс —
И в весталках зажегся пыл.
Когда подводили нервиев нервы,
Он им взбучку давал всякий раз.
Все белели как мел,
Коли консульский блюз гремел —
Римской империи джаз.
В продолжение шумной овации Джули скромно разводит руками, образуя на поверхности воды волны, — по крайней мере, мы можем об этом догадываться. Затем открывается дверь слева, и в комнату входит Лоуис Марвис: она одета, но несет с собой одежду и полотенца. Лоуис старше Джули на год: внешне они очень похожи, почти неразличимы и их голоса, однако стиль одежды и манера речи указывают на ее консерватизм. Да-да, вы угадали. Путаница, кто есть кто, — давний расхожий двигатель сюжета.
Лоуис (вздрогнув): Ой, извини. Не знала, что ты здесь.
Джули: О, привет! А я тут устроила небольшой концерт…
Лоуис(перебивая): Почему ты не заперла дверь?
Джули: Разве?
Лоуис: Конечно нет. Думаешь, я прошла сквозь нее?
Джули: Нет, дорогуша, я решила, что ты ее взломала.
Лоуис: Какая же ты беспечная!
Джули: Вовсе нет. Я просто счастлива, как пес, урвавший косточку, и даю маленький концерт.
Лоуис (строго): Пора бы и повзрослеть!
Джули (обводя комнату розовой ручкой): Тут, знаешь ли, отменная акустика. Вот почему такое удовольствие петь в ванной. Эффект просто потрясающий. Может, закажете что-то исполнить?
Лоуис: Хорошо бы поскорее освободить ванну.
Джули (задумчиво покачивая головой): Спешить незачем. Сейчас это мое королевство, Преславная.
Лоуис: С чего бы я такая?
Джули: Потому как ты рядышком с Пречистой. Только ничем в меня не кидайся.
Лоуис: Ты еще долго будешь тут сидеть?
Джули (подумав)- От пятнадцати до двадцати пяти минут.
Лоуис: Сделай мне одолжение — сократи до десяти.
Джули (отдавшись воспоминаниям): О Преславная, не припомнишь ли ты студеный день в прошлом январе, когда некая Джули, знаменитая своей улыбкой Пасхального Кролика, собралась выйти из дому, а в доме горячей воды было кот наплакал и юная Джули, бедная крошка, только-только успела наполнить для себя ванну, как вдруг явилась ее злая сестра и сама в ней искупнулась, а юной Джули пришлось заменить омовение втиранием кольдкрема, что и дорого, и чертовски хлопотно?
Лоуис (нетерпеливо): Так ты не поторопишься?
Джули: Чего ради?
Лоуис: У меня свидание.
Джули: Здесь, дома?
Лоуис: Не твое дело.
Джули пожимает плечами — нам видна только верхняя их часть, — отчего по воде пробегает рябь.
Джули: Ну как знаешь.
Лоуис: О господи, да! Свидание у меня здесь, но не совсем дома.
Джули: Не совсем?
Лоуис: Он не зайдет. Заберет меня, и мы отправимся гулять.
Джули (вскинув брови): Так, теперь понятней. Это тот самый книгочей мистер Калкинс. Ты как будто бы обещала маме не приглашать его в дом.
Лоуис (в отчаянии): Ну не глупость ли это с ее стороны? Она его не выносит, потому как он только что развелся. По части опыта мне, конечно, с ней не сравниться, но…
Джули (глубокомысленно): Не позволяй ей дурить тебе голову! Опыт — самый увесистый золотой слиток. Все старики припасают его на продажу.
Лоуис: Мистер Калкинс мне нравится. Мы беседуем с ним о литературе.
Джули: А, так вот почему в последнее время по всему дому разбросаны эти тяжеленные книжищи.
Лоуис: Мистер Калкинс дает мне их почитать.
Джули: Что ж, придется тебе играть по его правилам. С волками жить — по-волчьи выть. А я с книгами покончила. Образования с меня хватит.
Лоуис: Как ты непостоянна! Прошлым летом тебя от книг было не оторвать.
Джули: Если бы я была постоянна, я бы до сих пор питалась теплым молочком из бутылочки.
Лоуис: Да, а бутылочка, скорее всего, была бы моя… А мне нравится мистер Калкинс!
Джули: Я с ним не знакома.
Лоуис: Ладно, так ты поторопишься?
Джули: Да. (Пауза.) Подожду, пока вода не остынет, а потом добавлю горячей.
Лоуис (язвительно): Как интересно!
Джули: Помнишь, как мы играли в «горки»?
Лоуис: Да, в десять лет. Дивлюсь, как это ты до сих пор не играешь.
Джули: Играю. Вот сейчас как раз и начну.
Лоуис: Глупая игра.
Джули (с чувством): Нисколько. Успокаивает нервы. Спорим, ты забыла, как в нее играют.
Лоуис (с вызовом): А вот и нет. Нужно наполнить всю ванну мыльной пеной, а потом сесть на краешек и съехать вниз.
Джули (презрительно качая головой): Ха! Это не все. Съехать надо, не касаясь ванны ни руками, ни ногами…
Лоуис (раздраженно): О господи! Я-то тут при чем? Хочу, чтобы мы больше не снимали этот дом на лето — или же снимали дом с двумя ваннами.
Джули: Можешь купить себе жестяной тазик или пользоваться шлангом…
Лоуис: Замолчи!
Джули (не замечая ее грубого тона): Оставь полотенце.
Лоуис: Что?
Джули: Когда пойдешь, оставь мне полотенце.
Лоуис: Вот это полотенце?
Джули (вкрадчиво): Да, я забыла захватить полотенце.
Лоуис (впервые оглядевшись по сторонам): Ты что, идиотка? У тебя даже халата с собой нет.
Джули (тоже оглядевшись вокруг себя): Ага, похоже что нет.
Лоуис (с нарастающим подозрением): Как же ты сюда добралась?
Джули (со смехом): Наверное… наверное, прошмыгнула. Представь: белая фигура шмыгнула вниз по лестнице и…
Лоуис (шокирована): Ах ты, негодница! Ни гордости, ни чувства собственного достоинства!
Джули: Чего-чего, а этого у меня навалом. Что, думаю, как раз и доказано. Выглядела я хоть куда. В естественном виде я просто прелесть что такое.
Лоуис: Ну, знаешь…
Джули (размышляя вслух): Хорошо, если бы вообще никакой одежды не было. Мне бы стоило родиться язычницей — или где-нибудь среди туземцев.
Лоуис: Ты…
Джули: Вчера мне приснилось, будто какой-то мальчонка принес в церковь на воскресную службу магнит, который притягивал к себе ткани. И со всех прихожан до единого вмиг стянул всю одежду. Они чуть с ума не сошли: рыдали, вопили и дергались так, словно в первый раз увидели, какая у них кожа. Только меня это ни капельки не заботило, а всего лишь развеселило. И мне пришлось ходить с тарелкой для пожертвований, потому что больше никто не соглашался.
Лоуис (сделав вид, что ничего не слышала): Ты хочешь сказать, что, если бы я не пришла, ты побежала бы обратно к себе в комнату го… го… неодетая?
Джули: Au naturel[1] куда как приятней.
Лоуис: А если бы кто-то оказался в гостиной?
Джули: До сих пор я ни на кого не наткнулась.
Лоуис: До сих пор! Господи ты боже! И сколько же раз…
Джули: Кроме того, обычно на мне полотенце.
Лоуис (совершенно ошеломленная): Ну и ну! Да тебя надо как следует выпороть. Надеюсь, когда-нибудь ты попадешься. Хорошо бы, когда ты отсюда выскочишь, в гостиной оказалась дюжина священников с женами и дочерьми.
Джули: Стольким гостям в гостиной не поместиться, отвечала Чистюля Кэт с Лохани-стрит.
Лоуис: Вот и ладно. Лохань у тебя полная, можешь в ней поплескаться.
Лоуис решительно направляется к двери.
Джули (встревоженно): Стой! Стой! На халат мне наплевать, а вот без полотенца мне не обойтись. Я не умею вытираться куском мыла и мокрой мочалкой.
Лоуис (твердо): Я не собираюсь идти у тебя на поводу. Вытирайся как знаешь. Можешь покататься по полу, как животные, которые не носят одежду.
Джули (с прежней невозмутимостью): Отлично. Уходи давай!
Лоуис (надменно): Ха!
Джули включает холодную воду и, зажав кран пальцем, направляет параболическую струю на Лоуис. Лоуис спешно ретируется, хлопнув дверью. Джули смеется и выключает воду.
Джули (поет):
С воротничком от «Эрроу» он
С парфюмом «Джер-кисс» она
На свидании в Санта-Фе
От пасты «Пебеко» зубы блестят
В стиле Люсиль на ней наряд
Трам-там-там-там-та однажды они…
Джули переходит на свист и подается вперед, чтобы повернуть краны, но вздрагивает, услышав три громких глухих удара по трубам. После недолгой паузы она приближает рот к раструбу крана, словно это телефонная трубка.
Алло! (Молчание.) Вы водопроводчик? (Молчание.) Вы из водоснабжения? (Один громкий глухой удар.) Что вам угодно? (Молчание.) Вы, я думаю, привидение. Так? (Молчание.) Тогда прекратите барабанить! (Протянув руку, Джули включает кран с горячей водой. Вода не течет. Она включает кран с холодной водой. Снова приближает рот к раструбу.) Если вы водопроводчик, то подло так шутить. Пустите воду немедленно! (Два громких глухих удара.) Нечего пререкаться! Мне нужна вода — вода! Слышите, вода!
В окне появляется голова молодого человека, украшенная тонкими усиками и парой симпатичных глаз. Последние пристально всматриваются в попытке что-то разглядеть и — хотя не видят ничего, кроме множества рыбаков с сетями и обилия малиновых океанов, — побуждают своего обладателя заговорить.
Молодой человек: Кому-то стало дурно?
Джули (вздрагивает, но тут же навостряет уши): Это кошки скачут!
Молодой человек (участливо): При дурноте вода не очень-то помогает.
Джули: При дурноте? Кто говорил о дурноте?
Молодой человек: Вы что-то сказали насчет того, будто кошки скачут.
Джули (уверенно): Я не говорила!
Молодой человек: Ладно, обсудим это позже. Вы готовы к выходу? Или все еще думаете, что если мы с вами отправимся прямо сейчас, то все вокруг начнут шептаться?
Джули (с улыбкой): Шептаться? Не то слово! Навряд ли просто шептаться — выйдет настоящий скандал.
Молодой человек: Ну, зачем же такие преувеличения? Ваше семейство, вероятно, будет несколько недовольно, но неискушенным во всем видится нечто подозрительное. Никому больше до нас и дела не будет, разве что каким-нибудь старым каргам. Пойдемте!
Джули: Вам даже невдомек, о чем вы просите.
Молодой человек: Думаете, по пятам за нами побегут толпы?
Джули: Толпы? Да из Нью-Йорка будет ежечасно отходить специальный бронированный поезд с вагоном-рестораном.
Молодой человек: Скажите, у вас в доме идет уборка?
Джули: С чего вы взяли?
Молодой человек: Я вижу, все картины сняты.
Джули: Да у нас в этой комнате картин сроду не бывало.
Молодой человек: Странно. Никогда не слышал о комнатах без картин или гобеленов — или хотя бы панелей.
Джули: Здесь и мебели никакой нет.
Молодой человек: Очень странный дом!
Джули: Это зависит от угла зрения.
Молодой человек (сентиментально): Чудесно говорить с вами вот так — слыша только ваш голос. Я даже, скорее, рад, что вас не вижу.
Джули (с благодарностью в голосе) - И я тоже.
Молодой человек: Какого цвета на вас платье?
Джули (критически осмотрев свои плечи) - Ну, я сказала бы — светло-розовое.
Молодой человек: Оно вам идет?
Джули: Но оно… оно совсем не новое. Я давно уже его ношу.
Молодой человек: Мне казалось, старая одежда вам ненавистна.
Джули: Верно, но это платье мне подарили на день рождения, и теперь никуда не денешься — приходится его носить.
Молодой человек: Светло-розовое… Бьюсь об заклад, это божественно. Оно модное?
Джули: Еще бы. Модель стандартная, самая простенькая.
Молодой человек: Какой у вас голос! И каким эхом он отдается! Стоит закрыть глаза — и мне чудится, будто вы на далеком необитаемом острове и меня зовете. И я устремляюсь к вам сквозь волны, на ваш зов, а вы стоите — и вода окружает вас со всех сторон…
С края ванны соскальзывает мыло и плюхается в воду. Молодой человек таращит глаза.
Что это было? Мне почудилось?
Джули: Да. Вы… вы поэт, не правда ли?
Молодой человек (задумчиво): Нет. Я пишу прозу. Стихи я пишу, только когда душа у меня кипит…
Джули (бормочет себе под нос): Как бы не выкипела…
Молодой человек: Я давно предан поэзии. До сих пор помню первое стихотворение, выученное мной наизусть. Оно называлось «Эванджелина».[2]
Джули: Вранье.
Молодой человек: Я сказал «Эванджелина»? Нет-нет, я имел в виду «Скелет в кольчуге».[3]
Джули: Я не интеллектуалка, но первое свое стихотворение тоже помню. В нем всего четыре строчки:
Паркер и Дэвис
Сидят на заборе в ряд:
Пыхтя, из пятнадцати центов
Доллар собрать хотят.
Молодой человек (порывисто): Значит, литература увлекает вас все больше?
Джули: Если она не слишком древняя, не слишком мудреная и не вгоняет в тоску. С людьми то же самое. Обычно мне нравятся те, кто не слишком дряхл, не умничает и не наводит уныния.
Молодой человек: Я, конечно же, читал запоем. Вчера вечером вы мне сказали, что очень любите Вальтера Скотта.
Джули (призадумавшись): Скотт? Погодите. Да, я читала «Айвенго» и «Последнего из могикан».
Молодой человек: Это написал Купер.
Джули (сердито): «Айвенго» написал Купер? Да вы в своем уме? Мне ли не знать? Я точно читала эту книгу.
Молодой человек: «Последнего из могикан» написал Купер.
Джули: Какая разница! Мне нравится О. Генри. Не понимаю, как ему вообще удалось написать эти рассказы. Большую их часть он написал за решеткой. И «Балладу Редингской тюрьмы»[4] тоже сочинил в кутузке.
Молодой человек (кусая губы): Литература! Литература! Как много она для меня значит!
Джули: Ну что ж, как сказала Габи Делис мистеру Бергсону,[5] с моей внешностью и с вашими мозгами для нас нет ничего невозможного.
Молодой человек (смеется): С вами не так-то просто поладить. Сегодня вы ужасно милы, а завтра смотрите букой. Если бы я настолько хорошо не изучил ваш характер…
Джули (недовольно): А, так вы из числа психологов-дилетантов? Вмиг просвечиваете человека насквозь, а потом — стоит только о нем заикнуться — напускаете на себя вид знатока. Это невыносимо.
Молодой человек: Не могу похвастаться, что вижу вас насквозь. Должен сознаться, вы для меня — полнейшая загадка.
Джули: За всю историю человечества в мире набралось только две загадочные особы.
Молодой человек: Кто такие?
Джули: Железная Маска и тот тип, который говорит «ту-ту-туу-туу-туу», когда телефонная линия занята.
Молодой человек: Вы — сплошная тайна. Я люблю вас. Вы прекрасны, умны и добродетельны, а это редчайшее сочетание.
Джули: Вы историк. Расскажите мне, вошли ли в историю ванны. Мне кажется, их чудовищным образом замалчивают.
Молодой человек: Ванны? Так, погодите-ка. Ага, Агамемнона зарезали в ванне. И в ванне Шарлотта Корде заколола кинжалом Марата.
Джули (со вздохом): Каменный век! Ничто не ново под луной, верно? Вот только вчера мне попалась в руки партитура музыкальной комедии — двадцатилетней, должно быть, давности, и на обложке написано: «Фокстротты Нормандии», то есть, по-старому, с двумя «т».
Молодой человек: Терпеть не могу эти современные танцы. О Лоуис, я жажду вас увидеть. Подойдите к окну.
Слышится громовой удар по водопроводной трубе. Из открытых кранов начинает хлестать вода. Джули поспешно заворачивает краны.
(Озадаченно.) Боже, что это?
Джули (быстро находится): Да, мне тоже что-то послышалось.
Молодой человек: Похоже, будто течет вода.
Джули: Разве? Странно… Впрочем, я сейчас наливала воду в аквариум с золотыми рыбками.
Молодой человек (по-прежнему в замешательстве): А что это был за стук?
Джули: Одна из рыбок клацнула золотыми зубками.
Молодой человек (внезапно набравшись решимости): Лоуис, я люблю вас. Я человек не от мира сего, но я — творец…
Джули (заинтересованно): Звучит заманчиво…
Молодой человек: …творец будущих шедевров. Лоуис, я хочу тебя.
Джули (скептически): Хм! Чего вы действительно хотите, так только того, чтобы все вокруг вытянулись по струнке «смирно» и замерли на месте, пока вы не скомандуете «вольно!».
Молодой человек: Лоуис, я… Лоуис, я…
Он умолкает, так как в этот момент открывается дверь, входит Лоуиси с шумом захлопывает дверь за собой. Она с раздражением смотрит на Джули и вдруг замечаем в окне молодого человека.
Лоуис (в ужасе): Мистер Калкинс!
Молодой человек (пораженный): Но ведь вы сказали, что вы в светло-розовом платье!
В отчаянии глядя на молодого человека, Лоуис вскрикивает, вскидывает руки в знак капитуляции и бессильно оседает на пол.
(Крайне встревоженный.) Господи боже! Ей дурно. Я сейчас приду.
Взгляд Джули останавливается на полотенце, выпавшем из ослабевшей руки Лоуис.
Джули: В таком случае я мигом отсюда.
Джули берется руками за края ванны, чтобы привстать, и по зрительному залу пробегает невнятный гул — не то перешептывания, не то вздохи. На сцену мгновенно опускается полуночная тьма в стиле Беласко[6] и скрывает комнату из виду.
[1] В естественном, натуральном виде (фр.).
[2] «Эванджелина»(1847) — пасторальная поэма из истории первых французских выходцев в Америке, написанная Генри Уодсуортом Лонгфелло (1807–1882) и сделавшая его национальным поэтом; к началу XX в. одна из настольных книг в американских семьях.
[3] «Скелет в кольчуге» — баллада Генри Уодсуорта Лонгфелло («The Skeleton in Armour», 1842).
[4] «Баллада Редингской тюрьмы» («The Ballad of Reading Gaol», 1898) — стихотворение, написанное Оскаром Уайльдом (1854–1900) после выхода из тюремного заключения.
[5] Габи Дели (1881–1920) — французская танцовщица и певица. Анри Бергсон (1859–1941) — французский философ, лауреат Нобелевской премии по литературе (1927). В аналогичном анекдоте Айседора Дункан предлагает Бернарду Шоу завести общего ребенка: «Представьте себе, с моей внешностью и вашим умом он будет производить фурор». Шоу ответил: «А если у него будут моя внешность и ваш ум?»
[6] Дэвид Беласко (1853–1931) — американский драматург и режиссер. Вошел в историю театра тем, что при установке рампы впервые скрыл от зрителей осветительные приборы, что позволило создать на сцене полную иллюзию естественного света.
Оригинальный текст: Porcelain and Pink, by F. Scott Fitzgerald.