Когда Брайан Боуэрс поздно вечером вернулся домой, Гвен вместе с тремя мальчиками украшала ёлку. Это его обрадовало, потому что ёлку она купила такую большую, что одна бы точно не справилась, а лезть под потолок ему самому не хотелось.
Он вошёл, мальчики встали, и Гвен их представила:
— Папа, это Джим Беннет! С Саттерли Брауном ты уже знаком, и с Джейсоном Кроуфордом тоже.
Хорошо, что она назвала имена. В каникулы тут побывало так много мальчишек, что он в них уже окончательно запутался.
Отец ненадолго присел.
— Прошу вас, продолжайте. Я не стану вам мешать и сейчас уйду.
Удивительно, какими взрослыми и большими смотрелись все три мальчика рядом с Гвен — хотя всем им было лет по пятнадцать, не больше! Ей самой было четырнадцать и она была почти красавица — и была бы настоящей красавицей, если бы была чуть больше похожа на мать, подумал он. Но у неё был прелестный профиль и такой живой характер, что, несмотря на юный возраст, она уже пользовалась чрезмерным успехом у противоположного пола.
— Вы учитесь в местной школе? — спросил он нового мальчика.
— Нет, сэр. Я учусь в Сент-Реджисе, приехал домой на каникулы.
Джейсон Кроуфорд — блондин с зачесанными назад кудрями, носивший роговые очки, — рассмеялся и произнёс:
— У нас слишком сложная программа, мистер Боуэрс!
Брайан опять обратился к новому мальчику:
— Самое тяжелое, когда украшаешь ёлку — это фонарики, которые вы сейчас вешаете. Одна лампочка всегда перегорает и приходится тратить кучу времени, чтобы выяснить, какая именно.
— Точно!
— Сглазили, мистер Боуэрс! — сказал Джейсон.
Брайан посмотрел на дочь, с трудом удерживавшую равновесие на стремянке.
— Как хорошо, что я подсказал тебе, кого надо заставить работать! — сказал он. — Представь, что всем этим занимался бы твой старый папа!
Со своего шаткого насеста Гвен выразила согласие:
— Тебе было бы тяжело, папочка. Скорей бы уж кончилась эта мишура!
— Но вы совсем не старый, мистер Боуэрс! — возразил Джейсон.
— Но чувствую себя старым!
Джейсон рассмеялся, будто Брайан сострил.
Брайан обратился к Саттерли:
— Как ваши дела, Саттерли? Хоккей ещё не бросили? Будете выступать в основном составе?
— Нет, сэр. В основной состав я и не собирался.
— Зато он участвует во всех матчах, — заметил Джейсон.
Брайан встал.
— Гвен, а ты не думала, что ёлку можно украсить этими ребятами? — предложил он. — Ёлка с парнями — это будет оригинально!
— Мне кажется… — начал было Джейсон, но Брайан ещё не закончил:
— Уверен, что дома по ним никто скучать не станет. Позвонишь всем, скажешь, что они повисят у тебя на ёлке до конца каникул, а?
Ничего остроумнее в голову не пришло; он устал. Помахав всем рукой на прощание, он ушёл к себе в кабинет.
Вслед ему раздался голос Джейсона:
— Вам надоест на нас смотреть, мистер Боуэрс. Лучше разрешите Гвен ходить на свидания!
Брайан резко обернулся.
— Что значит «ходить на свидания»?
Гвен выглянула из-за ёлочной верхушки.
— Он просто сказал «ходить на свидания», папа. Ты что, не знаешь, что значит «свидание»?
— Так, ладно… Объяснит мне кто-нибудь, что вы подразумеваете под словом «свидание»?
Все мальчики разом заговорили.
— Свидание — это…
— Мистер Боуэрс, это…
— Свидание…
Он перебил нестройный хор:
— «Ходить на свидания» означает то, что у нас называлось «ухаживать»?
И вновь воцарилась какофония.
— Нет, свидания — это…
— Ухаживать — это…
— Это, скорее…
Брайан посмотрел вверх на ёлку, откуда, будто Чеширский Кот из «Алисы в Стране чудес», виднелась полускрытая мишурой Гвен.
— Только ради Бога, не падай оттуда! Я ведь ничего такого не сказал.
— Папа, ты что? Действительно не понимаешь, что такое свидание?!
— «Свидания» вполне можно устраивать и дома, — сказал Брайан. Он развернулся и пошёл в кабинет. Вдогонку опять раздался голос Джейсона:
— Мистер Боуэрс, позвольте, я объясню вам, почему Гвен никак не упадёт с этой ёлки…
Брайан, не слушая, захлопнул дверь, но не сразу от неё отошел. «На редкость наглый парень», — подумал он.
Сбросив с плеч груз дневных забот, он растянулся на диване. Так прошло полчаса. Затем в дверь постучали, он привстал и сказал:
— Войдите… А, это ты, Гвен, — он потянулся и зевнул.
— Ну, как твой метаболизм?
— Какой ещё метаболизм? Ты вчера меня уже спрашивала.
— Я подумала, что это у каждого есть. Это ведь что-то вроде печени?
Она собиралась задать ему вопрос, так что не стала развивать эту тему дальше:
— Папа, они тебе понравились? Эти ребята?
— Конечно.
— А Джейсон понравился?
Брайан прикинулся дурачком.
— Который из них?
— Ты отлично знаешь, который! Ты как-то говорил, что он наглый. Но сегодня он вёл себя хорошо, правда?
— Тот хохлатый блондинчик?
— Папа, ты ведь отлично знаешь, про кого я!
— Просто не был уверен. Ты говорила, что если я не разрешу тебе по вечерам выходить из дома одной, то Джейсон больше никогда к тебе не придёт. Я и подумал: этот парень просто обязан выглядеть примерно так!
Она поняла, что он её дразнит.
— Пап, я отлично знаю: тех, кто не ходит на свидания, не приглашают на школьный бал!
— А что, у вас только что было не «свидание»? Ты и трое парней? Если ты думаешь, что я позволю тебе бегать вечером по городу с каким-нибудь мальчишкой, ты сильно заблуждаешься. Пожалуйста, пусть приходит сюда хоть каждый день, лишь бы не накануне экзаменов!
— Ну, это не совсем то, — печально сказала она.
— Давай не будем опять начинать. Ты говоришь, что все твои подруги бегают на свидания, но когда я прошу тебя назвать мне хотя бы одну…
— Ладно, папа. Ты разговариваешь со мной так, будто я собираюсь заняться чем-то предосудительным! Мы хотели всего лишь сходить в кино.
— Опять на Пеппи Вилланс?
Пришлось ей признаться, что да, именно на неё.
— Уже два месяца я только и слышу: Пеппи Вилланс, Пеппи Вилланс! Ужин превратился в бесконечный устный выпуск журнала «Кинозвезда»! Уж если эта девушка твой идеал, то почему бы тебе не подойти к делу практически и не поучиться танцевать, как она? Если ты хочешь стать настоящей красавицей…
— Какой ещё «красавицей»?
— Красавицей? — Брайану как-то не пришло в голову, что этот термин нуждается в пояснениях. — Красавица… Ну, вот твоя мать была «красавицей». Пользовалась большим успехом, и всё такое.
— А, ты имеешь в виду — все с ума от неё сходили?
— Что?
— Ну, если все с ума сходят — значит, человек всем безумно нравится.
— Что-что? — не понял он.
— Ну, не сердись, папа. Пусть будет «красавица».
Он рассмеялся, посмотрел на неё — она тихо и слегка обиженно застыла у дивана, и он тут же вспомнил, что она растёт без матери, и его накрыла волна раскаяния. Пока он придумывал, что бы такое сказать, Гвен, надувшись, заявила:
— Твои друзья не слишком-то интересные! По-твоему, я должна быть в восторге от всяких врачей и адвокатов?
— Я не собираюсь с тобой спорить. День ты проводишь со своими друзьями. А дома по вечерам ты будешь понемногу приучаться к взрослой жизни. Сегодня к нам на ужин придёт адвокат, и я хочу, чтобы ты произвела на него хорошее впечатление.
— То есть мне сегодня нельзя в кино?
— Нет.
Гвен так и застыла — молча, стараясь не показать, что у неё на душе, лишь чуть-чуть вздёрнув подбородок. Затем резко повернулась и вышла из комнаты.
Мистер Эдвард Харрисон был приятно удивлен, что дочь его друга — столь вежливый и приятный ребёнок. В качестве компенсации за давешнее резкое обращение Брайан представил гостя как автора мелодии «Музыка без конца».
Гвен на мгновение застыла и в изумлении уставилась на мистера Харрисона. Затем они дружно рассмеялись.
Во время ужина адвокат попытался её разговорить:
— Вы собираетесь выйти замуж? Или хотите сделать карьеру?
— Мне хотелось бы блистать в обществе и часто ходить на свидания. — Она с упреком посмотрела на отца. — Для карьеры у меня пока что не проявилось никаких талантов.
Отец её перебил:
— Кое-что есть. Из неё может получиться хороший биолог или химик — будет придумывать всякие забавные накладные ногти. — Он сменил тон: — У нас с Гвен сегодня вышла небольшая ссора из-за карьеры. Она увлечена актрисами и мне показалось, что лучше ей попробовать что-нибудь сделать самой, чем тратить время на пустые разговоры.
Мистер Харрисон повернулся к Гвен.
— А почему бы и нет? — сказал он. — Могу дать вам кое-какие советы. Я работаю со многими артистами. Возможно, даже с вашими любимыми?
— Вы знаете Пеппи Вилланс?
— Она мой клиент!
Гвен была в восторге.
— Она очень красивая?
— Да. Но меня больше интересуете вы. Действительно — почему бы вам не попробовать себя, если уж ваш отец считает, что у вас есть все данные?
Могла ли Гвен сказать, что ей не хотелось ничего делать, потому что её и так всё устраивало? Как смогла бы она объяснить то, что и сама плохо понимала? Пеппи Вилланс была для неё всего лишь символом красивой жизни — тех волшебных садов, тех бальных залов, где можно вечно гулять под руку и кружиться в танце с зачарованными поклонниками? Свет звезд и музыка…
Актриса! Её пугало само это слово. Оно подразумевало труд, как учеба в школе. Но ведь должен был где-то существовать мир, отражением которого были фильмы с Пеппи Вилланс — и этот мир, казалось, лежит прямо перед ней: балы, общество и фешенебельные курорты. Не могла же она прямо объявить мистеру Харрису: «Я не хочу строить карьеру, потому что я всего лишь романтичная девчонка и сноб. Мне не нужна карьера, потому что я хочу стать красавицей, красавицей и только красавицей!» — это слово, как куранты, звенело у неё в голове.
Она сказала:
— Расскажите мне, пожалуйста, о Пеппи Вилланс.
— О Пеппи Вилланс? Ну, ладно…
Он ненадолго задумался.
— Она родом из Нью-Мексико. Настоящая фамилия — Шварц. Очень милая. Ума у неё не больше, чем у серебряного павлина — вон, у вас на буфете такой стоит. Перед каждой сценой преподаватель несколько раз повторяет с ней реплики, иначе она просто не в состоянии правильно разговаривать по-английски. Ну, что ещё… Её популярность доставляет ей огромное удовольствие. Вы удовлетворены?
Гвен была совсем не удовлетворена. Но она ему не поверила.
Он был уже стар — лет сорок, как и отец — так что Пеппи Вилланс, скорее всего, никогда не бросала на него свой романтичный взгляд.
Важнее было то, что сейчас должен был прийти Джейсон, а с ним, возможно, еще пара ребят и девушка. Время можно было бы провести весело — если бы не тот факт, что ночная вылазка во внешний мир была под запретом.
— Одна девушка у нас в школе знакома с Кларком Гейблом, — сказала она, меняя тему разговора. — А вы с ним знакомы, мистер Харрисон?
— Нет. — Мистер Харрисон сказал это таким странным тоном, что отец и дочь тут же внимательно на него посмотрели; его лицо внезапно приобрело землистый оттенок.
— Можно мне чашечку кофе?
Хозяин дома сразу нажал на кнопку звонка под скатертью.
— Может, приляжешь, Эд?
— Нет, благодарю. Я захватил с собой в поезд целый портфель работы — наверное, как всегда, глаза устали, вот старый мотор и забарахлил.
Брайан был одним из тех, кто восемнадцать лет назад внезапно получил вместо завтрака хорошую порцию хлорного газа, так что он хорош понимал — даже у мистера Харрисона никогда не могло быть полной уверенности. Глотая кофе, гость ощущал, как всё вокруг плывёт, и ему захотелось сказать этой милой девочке ещё кое-что, пока белоснежная скатерть перед ним не померкла.
— Тебя ведь задело то, что я сказал о Пеппи Вилланс? Конечно, да! Я ведь понял, что ты про себя подумала: да по какому праву этот старик вообще осмелился о ней так говорить?
— Клянусь…
Он отмахнулся от её возражений, чувствуя, что времени у него осталось немного.
— Я вовсе не хотел внушить тебе мысль о том, что все актрисы такие же пустышки, как Пеппи. Это замечательная работа! Сегодня её выбирает множество умных женщин.
Что же он хотел ей сказать? В этом юном лице угадывалась энергия, ей требовался выход — и он был бы рад ей помочь.
В ответ на повторное предложение Брайана прилечь он отрицательно покачал головой из стороны в сторону.
— Само собой, лучше что-то делать, чем просто болтать, — сказал он, тяжело дыша, а затем поперхнулся кофе. — Плохие актрисы в большом количестве никому не нужны. Но если бы все девушки чем-то занимались, это было бы просто прекрасно.
Слабость усилилась; ему стало казаться, что лицо этой красивой девочки — тот враг, которого он должен побороть. Затем он потерял сознание.
Очнулся он, стоя на ногах и чувствуя, что Брайан его поддерживает.
— Нет… Сюда, к Гвен на диван… сейчас вызову врача… Осторожнее… Вот так… Гвен, посидишь здесь, в комнате…
Она тем временем думала: «С минуты на минуту ведь придёт Джейсон». Скорей бы папа добрался до телефона… Она росла в одном доме с больной матерью, так что к подобным вещам у неё уже выработался иммунитет.
Семейный доктор жил практически напротив. Когда он пришёл, отец увёл её с собой в кабинет.
— Как ты считаешь, папа: мистеру Харрисону придется лечь в больницу?
— Не знаю. Возможно, его нельзя будет даже перенести в спальню с дивана.
— А как быть с Джейсоном?
Брайан погрузился в свои мысли и не услышал её.
— Надеюсь, что с мистером Харрисом ничего серьезного — но ты видела, как изменился цвет его лица?
В кабинет вошёл доктор и стал тихо разговаривать с отцом. До Гвен донеслись слова «профессиональная сиделка» и «я позвоню в аптеку».
Когда Брайан направился в соседнюю комнату, Гвен сказала:
— Папа, а можно мы с Джейсоном пойдём…
Он обернулся — она тут же умолкла.
— Ты никуда не пойдешь с Джейсоном. Я тебе уже сказал!
— Но раз мистер Харрисон будет в гостевой комнате, то твоя комната рядом, и ты будешь слышать каждый шорох…
Она опять умолкла, увидев, как меняется лицо отца по мере развития её логических построений.
— Ты прямо сейчас позвонишь Джейсону и скажешь, чтобы он не приходил, — сказал отец; затем покачал головой: — Боже мой! И в кого ты такая бессердечная уродилась?
Шесть дней спустя Гвен шла домой, двигаясь странными рывками — словно собираясь нырнуть в ближайшую канаву. Её шляпка явно упала ей на голову прямо с небес. Как причудливое украшение, она опустилась чуть выше её левого уха, а когда Гвен поднимала руку к голове, она соскальзывала — создавалось впечатление, что её удерживала невидимая резинка, которая могла лопнуть в любой момент, и тогда шляпка со свистом унеслась бы обратно в космос.
— Где отхватила? — с завистью спросила кухарка, когда Гвен прошла в дом с кухни.
— Что отхватила?
— Откуда у тебя это? — спросил отец, когда она вошла в кабинет.
— Что это? — недоверчиво переспросила Гвен.
— Ничего, мне даже нравится.
Вслед за ней вошла горничная, и он, отвечая на её вопрос, сказал:
— Мы тоже будем придерживаться диеты, предписанной мистеру Харрисону. Одну минуту — если шляпка Гвен вздумает вылететь в окошко, вам надо будет как можно скорее взять из шкафа ружье и подстрелить её, как утку!
У себя в комнате Гвен осторожно сняла предмет обсуждения и аккуратно водрузила его на туалетный столик, немного полюбовавшись. Затем она пошла навестить мистера Харрисона.
Ему было гораздо лучше; доктора разрешили ему даже вставать с постели. Когда Гвен вошла в комнату, он попросил сиделку принести воды и откинулся на подушки. Чем лучше ему становилось, тем страшнее он казался Гвен. Его беспорядочная шевелюра сильно отличалась от гладких причесок её друзей. Надо бы папе выбирать друзей посимпатичнее…
— Я уже практически в порядке, пора обратно в Нью-Йорк, работа ждёт. Но перед отъездом я хочу с тобой кое о чём поговорить.
— Хорошо, мистер Харрисон. Я вас слушаю.
— Редко в одном человеке сочетаются ум и красота. Но если такое случается, то первую часть жизни он проводит в страхе перед пламенем, которое ему когда-нибудь придется тушить…
— Да, мистер Харрисон…
— … а остаток жизни этот человек проведет в попытках это самое пламя разжечь. Он напоминает ребенка, пытающегося добыть огонь трением двух палочек: одна из них — уже утраченная красота, а вторая — не развитый вовремя ум. Эти две палочки не дают огня, и тогда человек начинает думать, что жизнь сыграла с ним злую шутку, хотя на самом деле эти палочки просто не могут друг друга зажечь. А теперь позови-ка сиделку, Гвен. — Она пошла, а он сказал ей вслед: — И будь снисходительнее к отцу!
Она обернулась в дверях.
— Простите, что вы имели в виду — «быть снисходительнее»?
— Когда-то он любил одну красавицу, она была похожа на тебя.
— Вы имеете в виду маму?
— Ты на неё похожа. Но такой, как она, не будет уже никто. — Он умолк, заполняя чек для сиделки, а затем, словно повинуясь какому-то импульсу, добавил: — Так многие считали. — Он тут же оборвал себя и спросил сиделку: — Всё? Ночной смене я больше ничего не должен? — И вновь обратился к Гвен:
— Я хочу поговорить с тобой о твоём отце, — сказал он. — Он так и не смирился со смертью твоей матери, и никогда не смирится. И если он с тобой строг, то это потому, что он тебя любит.
— Он не строгий, — соврала она.
— Строгий. Иногда даже несправедливый, но твоя мама… — он неожиданно замолчал и спросил сиделку: — А где мой галстук?
— Вот он, мистер Харрисон.
После того, как в суматохе бесчисленных телефонных звонков гость покинул дом, Гвен приняла ванну, увешала свежевымытую голову бигудями и подвела губы остатком последнего тюбика помады из косметички, принадлежавшей когда-то матери. Встретившись в холле с отцом, она тщательно рассмотрела его в свете сказанного мистером Харрисоном, но увидела всё того же отца, которого знала всю свою сознательную жизнь.
— Папа, мне надо тебе кое-что сказать. Джейсон пригласил меня сегодня вечером в кино. Я подумала, что ты не будешь против, если мы пойдём туда вчетвером? Я не уверена, что Диззи сможет, но она вроде бы собиралась. Можно? Ведь пока у нас жил мистер Харрисон, я даже из дома выйти не могла!
— Подожди до ужина, — сказал Брайан. — Поклонников иногда стоит заставить поволноваться.
— Как это — поволноваться?
— Ну, слегка помучить ожиданием.
— Папа, с чего он будет мучиться ожиданием, если это самый популярный парень в городе?
— О чём мы с тобой, в конце концов, разговариваем, а? — спросил он. — Похоже, что вопрос надо ставить так: у кого ты пойдешь на поводу — у этого избалованного кумира школы или у собственного отца? И, кстати, имей в виду — всегда может подвернуться что-нибудь поинтереснее.
Сегодня Гвен явно не везло — позвонила Диззи и сказала:
— Практически уверена, что мне разрешат, но наверняка ещё не знаю!
— Перезвони, когда разберешься.
— Ты сама перезвони, ладно? Мама вроде разрешила, но не прямо сейчас — у нас что-то со сливом в кухне случилось, а папа ещё не пришёл домой.
— Со сливом?!
— Да. Но мы точно ещё не знаем. Может, труба засорилась, а может, ещё что. Все боятся спускаться в подвал. Так что не могу тебе ничего сказать, пока папа не пришёл домой.
— Диззи! Я не понимаю, о чем ты!
— У нас тут тоже у всех уже шарики за ролики! Я тебе потом объясню, при встрече. Ой, прости, мама требует, чтобы я освободила телефон, — трубку на том конце на мгновение прикрыли, — ей надо срочно вызвать водопроводчика.
Затем трубку так энергично повесили, что стало ясно — все водопроводчики мира будут сейчас же подняты на ноги.
И тут же телефон зазвонил опять. Это был Джейсон.
— Ну, как дела? Идём в кино?
— Не знаю. Только что разговаривала с Диззи. У неё взорвался водопровод, они ждут водопроводчика.
— Тебе разрешат пойти без неё? Мне разрешили взять машину и шофера.
— Нет, одна я не могу, а у Диззи что-то случилось.
По тону Гвен можно было подумать, будто ей только что сообщили новость о том, что все пригороды охвачены чумой.
— Что?
— Да ничего, какая разница? Я сама ничего не поняла. Если интересно, позвони Диззи.
— Но ведь сегодня в «Элеонора Дюз» показывают «В ночном поезде», с Пеппи Вилланс! Этот кинотеатр в двух кварталах от твоего дома!
Последовала продолжительная пауза. Затем раздался голос Гвен:
— Ну… Ладно… Я пойду, с Диззи или без.
Она избегала встречаться глазами с отцом, чувствуя себя виноватой. Не дожидаясь, что она скажет, он скомандовал:
— Иди, надевай шляпку! И галоши не забудь, погода не очень. Планы поменялись, ужинать будем не дома.
— Папа, я никуда не хочу. Мне ещё уроки учить.
Отец расстроился.
— Я лучше побуду дома, — продолжила Гвен. — Ко мне придут друзья.
Солгав, она вдруг почувствовала, как что-то от неё ускользает. Пытаясь оправдаться хотя бы перед собой, она добавила:
— Папа, я ведь хорошо учусь. Ну а то, что мне нравятся некоторые мальчики…
Брайан завязал шарф и наклонился застегнуть боты.
— Всего хорошего, — сказал он.
— Ты что? — неуверенно спросила Гвен.
— Просто пожелал тебе всего хорошего, дочка.
— Ты меня напугал, папа. Ты произнёс это так, будто не вернешься!
— Приду не поздно. Просто хотел взять тебя с собой, потому что там вполне может оказаться какой-нибудь интересный человек.
— Папа, я не хочу никуда идти.
Но после того как отец ушёл, сидеть и ждать прихода Джейсона стало скучно. Когда раздался звонок, Гвен прямо-таки бросилась вниз его встречать — настроение всё ещё было так себе — и она это продемонстрировала одной из многочисленных сиделок мистера Харрисона. Та как раз только что вошла, на ней были огромные синие очки, и Гвен с необычной резкостью ей сказала:
— Понятия не имею, где мистер Харрисон; кажется, он встречается с папой где-то в гостях, так что, наверное, они вместе и придут.
По пути к лифту она подумала: «Но я ведь отлично знаю, куда пошёл папа!»
— Остановите! — сказала она лифтеру. — Отвезите меня обратно наверх.
Кабина лифта остановилась.
Но Гвен уже решила никого не слушать, и в ней тут же проснулось упрямство.
— Нет, поехали вниз! — сказала она.
Но выбросить из головы эту сиделку оказалось сложнее. Джейсон ждал внизу, и сквозь усиливавшуюся метель они с трудом пробрались к машине.
Не успели они тронуться, как ей пришлось давать отпор.
— Не буду я целоваться! — сказала Гвен. — Я как-то раз согласилась, а тот парень всем рассказал. И зачем мне это? Это уже не модно — по крайней мере, в моём возрасте.
— Тебе четырнадцать!
— Ну, тогда подожди, пока будет пятнадцать. Может, к тому времени опять будет модно.
Они отодвинулись друг от друга, забившись в противоположные углы заднего сиденья.
— Думаю, что кино тебе тогда не понравится, — сказал Джейсон. — Это довольно откровенный фильм. Когда Пеппи Вилланс знакомится с тем парнем в шанхайском притоне, это просто…
— Умолкни! — взорвалась Гвен.
Она уже не понимала, что же так привлекало её в этом парне ещё час назад?
Вихри метели с Чесапикского залива продолжали заваливать снегом портик кинотеатра, но внутри было тепло, и ей стало хорошо. На экране пошёл свежий выпуск кинохроники, и она тут же забыла и о плохом настроении, и о своей недозволенной вечерней прогулке — забыла обо всём, не забыв лишь о том, что не сказала сиделке, где можно найти отца.
Ближе к концу кинохроники она спросила Джейсона:
— Здесь где-нибудь недалеко есть аптека, откуда можно позвонить домой?
— Куда ты собралась? Через минуту начнётся фильм, а на улице такая метель! — ответил он.
Пошли короткометражки, а она всё никак не могла успокоиться — на экране Микки Маус отважно заскользил по льду, а ей вдруг показалось, что и в зале кинотеатра пошел снег. Она изо всех сил ухватила Джейсона за руку и дернула его, словно пытаясь стряхнуть с себя сон — но она вовсе не спала, а снег всё также продолжал падать. Он падал перед экраном сначала отдельными снежинками, затем хлопьями покрупнее, а затем уже и комьями, напоминавшими снежки. Этот феномен был замечен и другими людьми: киноаппарат, щёлкнув, выключился, и в зале воцарилась темнота. Затем включилось тусклое освещение, по проходам забегали четыре дежурных билетера с обеспокоенными лицами, пытаясь выяснить, что произошло.
До Гвен донеслись обеспокоенные голоса из задних рядов. Полный мужчина, отдавивший им ноги на входе, заметил не терпящим возражения тоном: «Кажется, сейчас обвалится потолок». Тут же вскочили несколько человек в их ряду. Кто-то крикнул:
— Спокойно! Не теряйте голову!
Наступила та зыбкая фаза паники, когда одно случайное слово может спровоцировать трагедию — и толпа тут же умолкла, будто осознав это. Билетёры остановились. Первым, кто смог осмотреться и попытаться взять ситуацию в руки, стал киномеханик, который вышёл из будки и свесился с балкона, крикнув вниз:
— Снег повредил крышу! Все на выход — идите к боковым дверям, где горят красные лампочки. Нет, я сказал — в боковые двери, где красные лампочки! — Потолок над главным входом тоже просел, но он не стал объявлять об этом вслух. — Не напирайте! Вы рискуете собственной жизнью! Эй, там, внизу — немедленно вырубайте каждого, кто только соберется бежать!
Спустя отчаянный миг вся толпа принялась действовать сообща.
Началось медленное равномерное движение к запасным выходам. Некоторые боялись даже бросить взгляд в сторону экрана, который превратился в белое пятно, полускрытое бушевавшей в здании метелью. Все вели себя спокойно, как обычно ведут себя американцы в толпе, так что все успели оказаться снаружи на примыкавшей к зданию улице ещё до того, как крыша окончательно рухнула вниз.
Гвен вышла на улицу без особых переживаний.
Единственное, о чем она жалела, оказавшись вместе со всеми на улице — ну почему этот проклятый снег не мог хоть чуть-чуть подождать? Ведь еще немного, и она увидела бы Пеппи Вилланс!
Последним из кинозала вышел управляющий и объявил волнующейся толпе, что все зрители успели покинуть зал до того, как провалилась крыша. И только тогда Гвен вспомнила о Джейсоне и поняла, что его с ней рядом не было…
И не было его с самого момента катастрофы! Возможно, он теперь погребен под снегом там, внутри… А затем, когда она присоединилась к толпе тех, кто в толчее потерял друг друга и теперь старался разыскать, она вдруг его заметила – он стоял поодаль, где посвободнее. Она пошла к нему.
Но дорогу ей преградили спешившие к месту происшествия полицейские и мальчишки-зеваки. И еще на пути лежали огромные снежные сугробы у обрушившегося портика.
Когда она выбралась из толпы, Джейсон опять куда-то исчез. У неё в кармане был доллар, и ей пришлось выбирать — то ли поймать такси, то ли пройти несколько кварталов до дома пешком? Она выбрала последнее.
Снегопад, обрушивший кинотеатр, продолжался. Она рассчитывала, что успеет прийти домой раньше отца, так что в её планы входил всего лишь час отсутствия, за который она никогда не сможет отчитаться перед своей совестью — но она была уверена, что дать отчет отцу ей всё же рано или поздно придется.
По дороге она размышляла о том, сколько времени потеряла из-за неё сиделка — но Гвен была почти дома, так что хоть это можно будет уладить. Миновав второй квартал, она с презрением вспомнила о Джейсоне и подумала:
«Ну, раз уж он не стал меня ждать, то почему его должна ждать я?»
У дверей дома она приготовилась сказать отцу правду и мужественно принять всё, что за этим последует.
Вся в снегу, она вошла в дом.
Отец в гостиной услышал скрежет ключа в замке и вышел к двери.
— А я волновался, — сказал он. — Ты никогда ещё не уходила из дома без моего разрешения! Что случилось?
— Мы пошли на Пеппи Вилланс. В паре кварталов отсюда есть небольшой кинотеатр. И представляешь, папа, там обвалилась крыша!
— Какая крыша?
— Крыша кинотеатра.
— Что?!
— Да, папа, обвалилась крыша.
— Есть жертвы?
— Нет, всех успели вывести. С Джейсоном мы разминулись, но я его потом видела и знаю, что с ним всё в порядке, и человек там говорил, что никто не пострадал.
— Какое счастье, что я ничего об этом не знал!
— Это из-за снегопада, — сказала Гвен. — Я понимаю, что ты очень злишься, но мне всю неделю было так скучно. Этот больной мистер Харрисон… А сегодня последний раз показывали Пеппи Вилланс в кино «Элеонора Дюз»…
— Пеппи Вилланс была здесь. Она ушла десять минут назад. Ждала тебя.
— Что?!
— Ты её сегодня видела, пусть и не узнала. Она прилетела из Нью-Йорка к мистеру Харрисону по делам, но ты, видимо, очень торопилась. Мистер Харрисон не ждал её так рано. Мы привезли её сюда, потому что я знал, что тебе бы хотелось с ней познакомиться.
— Папа!
— Думаю, что ты её не узнала, потому что на ней были синие очки, но она их потом сняла, а без очков она выглядит как любой другой нормальный человек.
Поражённая Гвен села и переспросила:
— Она была здесь, папа?
— Ну, по крайней мере, мистер Харрисон так думает, а ему виднее.
— А где сейчас Пеппи Вилланс?
— Вместе с мистером Харрисоном пытается успеть на ночной поезд в Нью-Йорк. Мистер Харрисон, кстати, передавал тебе привет. Послушай-ка, а ты часом не простыла?
Гвен провела рукой по ресницам:
— Нет, это просто снежинки… Папа, она правда была здесь всё то время, пока меня не было?
— Да, дочка, только не плачь. Она оставила тебе в подарок помаду — там на коробочке написано её имя, вон она лежит на столе.
— Я никогда не думала, что она такая, — медленно произнесла Гвен. — Я думала, что вокруг неё всегда много — ну, сам понимаешь… Масса красивых мужчин! Наверное, я её не узнала потому, что рядом с ней не было мужчины. Ну же, папа, расскажи мне — расскажи, она красивая? Как мама?
— Она совсем не похожа на маму, но она очень милая… Надеюсь, ты всё-таки не простыла?
— Не думаю, — она для верности шмыгнула носом и прислушалась. — Нет, я точно не простыла. Вот не везёт: стоило только выйти, и тут же метель! Лучше бы сидела дома в тепле и безопасности…
Она продолжала свои размышления вслух, поднимаясь к себе:
— Теперь я знаю: самое интересное всегда происходит в доме — правда, папа?
— Иди спать.
— Иду. Спокойной ночи.
Тихо закрылась дверь её комнаты. Что там сейчас происходит, ему никогда не узнать. Он написал короткую записку: «Пеппи Вилланс и мистер Харрисон придут к нам завтра на ужин». Положил листок на стол, прижав учебником истории. Затем сдвинул всё поближе к жестяной коробке, в которую завтра утром горничная положит бутерброды на завтрак.
Оригинальный текст: Inside the House, by F. Scott Fitzgerald.