— Кто такой этот Уэллс? — спросил Пэт у букмекера Луи. — Как ни возьму в руки газету — все время там про этого Уэллса!
— Ну, это который с бородой, — объяснил Луи.
— Да знаю, что с бородой, такого не забудешь! А что он такого выдающегося сделал, что выжимает по сто пятьдесят штук за картину?
Действительно, что? Он что, уже двадцать лет пашет в Голливуде, как Пэт? Он что, участвовал в таких картинах, от которых у любого лет пять назад глаза на лоб полезли бы? И пусть за последние пять лет имя Пэта стало появляться на экране все реже, а промежутки между работами становились все больше — что с того?
— Слушай, это всё ненадолго, — попытался утешить Луи, — мы же оба сто раз видели, как такие появляются, а потом снова исчезают. Точно, Пэт?
Конечно — но почему те, кто вспахивал ниву в полуденный зной, сегодня считали за удачу получить работу хоть на пару недель по триста пятьдесят? Люди, которым когда-то было по карману содержать жену, служанку-метиску и даже собственный бассейн!
— Может, всё дело в бороде? — сказал Луи. — Может, нам с тобой надо отращивать бороды? Вот у моего отца была борода; правда, ему это не помогло вырваться дальше Главной улицы нашего городка.
Несмотря на все неудачи, Пэт никогда не терял надежды, а ценной добавкой к надежде является способность оказаться в нужном месте в нужное время. Эта способность ценится выше всего, ведь главное — оказаться рядом в тот самый момент, когда усталый разум продюсера занимает лишь один вопрос: «Кто?» Поэтому Пэт покинул бар и, перейдя дорогу, направился на студию, в свой дом родной.
Он уже почти прошел через служебный вход, когда дорогу ему преградил незнакомый полисмен.
— Вход с другой стороны.
— Я — Хобби, сценарист! — возразил Пэт.
На охранника это не произвело впечатления.
— Покажите пропуск.
— Оформляется. У меня сейчас встреча с Джеком Бернерсом.
— Через главный вход!
Он отвернулся, а Пэт в ярости про себя подумал: «Чертов клоун!» В мыслях он разделался с ним, как всегда разделывались с копами герои «немых» комедий. Бац! И прямо в пузо. Бац! Бац! Бац!
На главном входе его тоже встретило незнакомое лицо.
— А где Айк? — спросил Пэт.
— Айка перевели.
— Ладно. Я — Пэт Хобби. Айк меня всегда пропускает.
— Вот поэтому его и перевели, — вежливо ответил охранник. — Вы к кому?
Пэт задумался. Он ненавидел беспокоить продюсеров по пустякам.
— Позвоните в офис Джека Бернерса, — ответил он. — Переговорите с секретарем.
Через некоторое время человек оторвался от телефона.
— Спрашивает, по какому вопросу? — спросил он.
— По поводу картины.
Пришлось снова ждать ответа.
— Спрашивает, какая картина?
— К черту, — с отвращением отозвался Пэт. — Так… Позвоните-ка Луи Грибелу. А что такое случилось?
— Распоряжение мистера Каспера, — ответил охранник. — На той неделе один из посетителей — из Чикаго вроде — упал прямо в большой вентилятор… Алло! Это мистер Луи Грибел?
— Дайте мне трубку, — попросил Пэт.
— Ничего не могу поделать, Пэт, — услышал он от Луи. — Я едва провел сына сегодня утром! Какой-то говнюк из Чикаго грохнулся в вентилятор!
— А я-то тут при чем? — в ярости заорал в трубку Пэт.
Быстрее обыкновенного он прошел вдоль забора студии прямиком к тому месту, где забор выходил на открытую съемочную площадку. Там тоже стояла охрана, но там всегда ходило много народу, и он присоединился к одной из групп. Только бы попасть внутрь — а там уж он найдет Джека, и им придется сделать исключение из этого дурацкого запрета! Ведь он помнил, как на этой площадке строились первые декорации — еще тогда, когда считалось, что прямо отсюда начинается пустыня!
— Прошу прощения, вы — в этой группе?
— Извините, тороплюсь, — ответил Пэт. — Понимаете, потерял пропуск!
— Неужели? А вот я готов поспорить, что вы шпион! — И, уже не обращая внимания на Пэта, охранник раскрыл журнал с фотографиями актрис. — Я не пущу вас, даже если скажете, что вас зовут Орсон Уэллс.
В одном старом фильме Чарли Чаплина есть сцена с битком набитым трамваем, в который на задней площадке втискивается человек — и с передней площадки начинают выпадать остальные пассажиры. Теперь, когда Пэт вспоминал про Орсона Уэллса, этот образ постоянно всплывал у него в памяти. Уэллс втискивался; Пэт выпадал. Никогда еще Пэту не был закрыт вход на студию. Но даже несмотря на то, что Уэллс работал на другой студии, Пэту казалось, что его крупное тело, нагло втиснувшись, выпихнуло Пэта из студийных ворот.
«И куда теперь?» — думал Пэт. Ему доводилось работать на других студиях, но они не стали ему родными. Здесь он никогда не чувствовал себя, что называется, «не при деле» — когда приходилось особенно туго, он даже питался блюдами из съемочного реквизита. Однажды, например, съел половину холодного лобстера, который снимался в «Прекрасной мисс Карстерс»; Пэт частенько ночевал среди декораций, а всю прошлую зиму проходил в пальто, которое «плохо лежало» в костюмерной. И нечего было какому-то Орсону Уэллсу оттеснять его от всего этого! Место Орсону Уэллсу было в толпе нью-йоркских снобов.
На третий день Пэтом овладело уныние. Он посылал записку за запиской Джеку Бернерсу, даже попросил Луи замолвить словечко — и узнал, наконец, что Джека нет в городе. Осталось так мало друзей! Опустошенный Пэт стоял у входа на студию в толпе зачарованно глядевших на ворота детей, чувствуя, что дошел до точки.
На улице показался большой лимузин, а на заднем сиденье Пэт заметил знакомое тучное лицо с римским носом: Гарольд Маркус. Машина поравнялась с детьми, один из них выбежал вперед, и машине пришлось замедлить ход. Старик что-то сказал шоферу, и машина затормозила. Он высунулся из окна, моргая.
— Тут что, полицейских нет? — спросил он у Пэта.
— Нет, мистер Маркус, — сразу ответил Пэт. — А должны бы быть! Я Пэт Хобби, сценарист — не подвезете меня?
Просьба была беспрецедентной; это был акт отчаяния, но для Пэта это была последняя надежда.
Мистер Маркус внимательно оглядел его.
— Ага, я вас помню, — сказал он. — Залезайте.
Очень может быть, что предложение подразумевало место впереди, рядом с шофером. Но Пэт, не желая промахнуться, решил скромно присесть на одно из откидных сидений в салоне. Мистер Маркус был одним из самых могущественных людей в мире кино. Он уже даже не утруждал себя производством картин, а время проводил, перемещаясь от одного побережья к другому в вагонах класса люкс, соединяя и запуская, запуская и соединяя, напоминая богатую даму в разводе.
— Эти дети когда-нибудь попадут под колеса!
— Да, мистер Маркус! — с готовностью согласился Пэт. — Мистер Маркус…
— Здесь должен дежурить полицейский!
— Да, мистер Маркус! Мистер Маркус…
— Гм, — промолвил мистер Маркус. — А где вас высадить?
Пэт понял, что действовать нужно быстро.
— Мистер Маркус, когда я работал вашим пресс-атташе…
— Как же, помню, — сказал мистер Маркус, — вы просили прибавку десять долларов в неделю!
— Вот это память! — с улыбкой воскликнул Пэт. — Ну и память! Но, мистер Маркус, я вовсе не собираюсь ничего просить.
— Вот так чудо!
— У меня, видите ли, скромные потребности. Мне удалось скопить достаточно, чтобы выйти на пенсию.
Он засунул ноги в потрепанных башмаках еще немного вперед, под свесившийся плед. Все остальное надежно скрывало пальто.
— Да, и я об этом мечтаю, — уныло вздохнул мистер Маркус. — Ферма, и чтоб цыплята бегали… Ну, еще, может, небольшое поле для гольфа. И чтоб никакой биржевой ленты!
— А вот я представляю свою жизнь на пенсии совсем по-другому, — вполне искренне ответил Пэт. — Кино для меня — всё! И я хочу видеть, как оно рождается снова и снова…
Мистер Маркус тяжело вздохнул.
— И снова и снова лопается, как мыльные пузыри, — закончил он. — Как вам история с Фоксом? Я плакал! — Он поднес руку к глазам. — Слезы, понимаешь?
Пэт сочувственно кивнул.
— Я хочу лишь одного. — С родного языка чувств пора было переходить на иностранный язык действий. — Чтобы я мог всегда попасть на студию! Просто так. Чтобы всегда быть рядом. Никому не мешать. Помогать советом молодежи, если им нужен будет совет!
— Так поговорите с Бернерсом, — ответил Маркус.
— Он сказал, что лучше с вами.
— Так вы всё-таки что-то просите, — улыбнулся Маркус. — Ладно, я не возражаю. Так где вас высадить?
— Выпишите мне пропуск! — взмолился Пэт. — Просто напишите мое имя на вашей карточке, а?
— Посмотрим, — ответил мистер Маркус. — Сейчас я занят — у меня деловой обед. — Он глубоко вздохнул. — Придется знакомиться с этим новым, как его там… Орсоном Уэллсом, да! Он собирается в Голливуд.
У Пэта ёкнуло сердце. Опять! Опять это имя, зловещее и безжалостное, словно туча, окутавшая все его личные небеса.
— Мистер Маркус, — произнес он от всей души, и его голос даже дрогнул. — Я считаю, что этот Орсон Уэллс — самое большое испытание, которое выпало Голливуду за последнее время. Он получает по сто пятьдесят штук за картину, и я не удивлюсь, если окажется, что его радикализм вынудит вас опять закупать новое оборудование и начинать все с нуля, как в 1928, когда появился звук.
— Избави Боже! — вздохнул мистер Маркус.
— Что касается меня, — продолжил Пэт, — то всё, что мне нужно — пропуск, и больше ничего. Никаких денег — по мне, пусть всё остается, как есть.
Мистер Маркус достал карточку.
Для тех, кто обычно подразумевается под общим именем «наши таланты», от атмосферы студии вовсе не обязательно веет великолепием: слишком быстро тут происходит переход от больших надежд к мрачным предчувствиям. Лишь некоторые уверены, что их работа идет отлично и платят им по заслугам, а жизнь остальных отравляет туман сомнений по поводу того, скоро ли обнаружится их вопиющая непригодность?
Как ни странно, Пэт принадлежал к первому классу и обычно не испытывал никакого беспокойства даже в те времена, когда его никто не нанимал. Но в каждой бочке меда, как известно, есть ложка дегтя, и впервые в жизни он почувствовал себя кем-то другим, а не собой. По причинам, недоступным его пониманию — хотя, возможно, это было как-то связано с его разговорами — многие на студии стали звать его «Орсоном».
Конечно, потерять своё «я» — в любом случае непростительная небрежность. Но потерять его в угоду врагу — или, по крайней мере, тому, кто кажется тебе причиной всех твоих неудач — вот уж хуже не придумаешь! Пэт не был Орсоном. Сходство между ними было невозможным и притянутым за уши, и Пэт отлично об этом знал. В результате у Пэта в этом отношении появился «пунктик».
— Пэт, — завел разговор парикмахер Джо, — сегодня заходил Орсон подровнять бороду.
— Надеюсь, ты ему её подпалил? — ответил Пэт.
— Точно, — Джо, доставая подогретое полотенце, подмигнул ожидавшим своей очереди. — Он сам напросился, так что пришлось ему её лишиться. И теперь он уже без бороды, совсем как ты. Вы теперь почти близнецы!
Шутки в это утро так и сыпались, поэтому Пэт решил пересидеть в баре Марио на другой стороне улицы. Он ничего не пил — то есть, не заказывал в баре, поскольку у него осталось всего тридцать центов — но довольно часто прикладывался к фляжке, которую доставал из заднего кармана. Стимуляция ему действительно требовалась, потому что он собирался попросить в долг и знал по опыту, что занимать лучше тогда, когда над тобой не довлеет насущная необходимость.
Намеченная дичь, Джефф Болдини, находился не в лучшем расположении духа. Он тоже был в своем роде художником, хотя и не неудачником, и его душа была только что растоптана знаменитой кинодивой, раскритиковавшей созданный им для неё парик. Он долго пересказывал эту историю Пэту, который дождался, пока фонтан не иссяк, и выложил свою просьбу.
— Не выйдет! — ответил Джефф. — Черт возьми, ты уже занимал месяц назад, и так и не отдал!
— Но меня как раз сегодня взяли на работу, — соврал Пэт. — Понимаешь, пока совсем ни цента. А с завтрашнего дня уже на работу!
— Ну да, конечно, если только Орсона Уэллса не возьмут! — пошутил Джефф.
Глаза Пэта сузились, но он смог заставить себя издать смешок, как и положено вежливому заемщику.
— Подожди-ка, — сказал Джефф. — А знаешь, ты ведь на него похож!
— Ага, как же.
— Честно. Как бы там ни было, я могу тебя загримировать. Сделаю тебе бороду точно как у него.
— Я не стану его двойником и за пятьдесят штук!
Склонив голову набок, Джефф осмотрел Пэта.
— Получится, — сказал он. — Ну-ка, садись в кресло, сейчас попробуем.
— Черта с два!
— Давай! Я хочу попробовать. Тебе ведь ничего не надо делать! И на работу тебе только завтра.
— Я не хочу бороду.
— Да потом снимешь!
— Да не хочу я!
— Это бесплатно! Ну, или давай так: получишь десятку взаймы, если дашь попробовать приклеить бороду, идет?
Полчаса спустя Джефф оглядел законченную работу.
— Само совершенство! — сказал он. — Не только борода — и глаза получились, и все остальное.
— Ладно. А теперь снимай, — угрюмо сказал Пэт.
— Что за спешка? Гениальная борода! Это же произведение искусства! Стоит запечатлеть на пленку. Жалко, что ты завтра работаешь — Сэм Джонс как раз снимает эпизод с бородачами, а одного статиста загребли в облаве на гомиков. Клянусь, с такой бородой тебе точно дадут работу!
Слова «работа» Пэт не слышал вот уже несколько недель; он и сам не понимал, как ему удавалось поддерживать свое существование? Джефф заметил, как блеснули его глаза.
— Ну ладно тебе, а? Позволь я тебя туда прокачу, просто так, — взмолился Джефф. — Мне хочется узнать, сможет ли Сэм признать липовую бороду?
— Я сценарист, а не скоморох!
— Ну давай, а? Никто никогда не узнает, что это ты. Дам еще десятку!
На выходе из гримерной Джефф на минутку отстал. На куске картона большими буквами он вывел карандашом имя «Орсон Уэллс». Пэт и не заметил, как Джефф прицепил табличку к лобовому стеклу автомобиля.
Они не поехали прямо на съемочную площадку. Вместо этого Джефф, не торопясь, повел машину вдоль по главной аллее студии. Перед главным зданием он остановился под предлогом, что неожиданно застучал двигатель, и практически сразу вокруг автомобиля начала собираться небольшая, но явно заинтересованная толпа. Долгие остановки в планы Джеффа не входили, поэтому он скоро вернулся за руль и они направились к зданию столовой.
— Куда мы едем? — спросил Пэт.
Он уже совершил одну отчаянную попытку оторвать от себя бороду, но борода, к его удивлению, не отставала.
Он пожаловался на это Джеффу.
— А то! — объяснил Джефф. — Сделано на совесть. Её придется отмачивать!
Машина ненадолго затормозила у дверей столовой. Сидевший на заднем сиденье Пэт заметил множество уставившихся на него глаз; он в ответ тоже на них уставился.
— Можно подумать, что на всю студию одна борода, — угрюмо заметил он.
— А каково Орсону Уэллсу?
— Да к черту его!
Беседа могла бы сильно озадачить тех, кто принимал его за подлинник.
Джефф продолжал медленно ехать по улице. Впереди шла группа людей — один из них заметил машину и привлек к ней внимание остальных. В этот момент самый пожилой из группы вскинул руки, как бы защищаясь, и резко опустился прямо на тротуар — машина едва на него не наехала.
— Господи! Ты это видел? — воскликнул Джефф. — Это же мистер Маркус!
Он остановился. К машине подбежал взволнованный человек, засунул голову в окно.
— Мистер Уэллс, у мистера Маркуса сердечный приступ! Разрешите воспользоваться вашей машиной и доставить его к врачу?
Пэт вздрогнул. Затем быстро открыл дверь с другой стороны и бросился вон. Даже борода не сдержала его стремительного бегства. Полисмен у ворот, не узнав образ, попытался было его остановить, но Пэт обошел его с ловкостью форварда и без единой остановки домчался до бара Марио.
У стойки стояли три бородатых статиста; Пэт почувствовал облегчение лишь тогда, когда его растительность смогла затеряться в общей тени трех бород. Дрожащей рукой он вытащил с таким трудом полученную десятку из кармана.
— Угощаю! — хрипло воскликнул он. — Наливай по одной каждой бороде!
Оригинальный текст: Pat Hobby and Orson Welles, by F. Scott Fitzgerald.