Пэт Хобби добился самых больших успехов в Голливуде как сценарист и человек во времена, которые Ирвин Кобб называл не иначе, как «эра, когда сработать могла только кость Св. Себастьяна». Кроме того, тогда любой уважающий себя человек был просто обязан иметь бассейн, и у Пэта он был — по крайней мере, в первые часы после наполнения водой, что происходило каждую неделю даже невзирая на то, что вода упорно находила всё новые и новые трещины в цементной облицовке.
— Но всё-таки это был мой бассейн! — говорил он себе в один из вечеров десять лет спустя. И пусть сегодня Пэт был рад и небольшим халтурам по двести пятьдесят в неделю, даже годы неудач не могли отобрать у него прекрасных воспоминаний.
Он работал над скромной короткометражкой. Сюжет касался карьеры генерала Фицхью Ли, который воевал в армии Конфедерации, а позднее, во время войны с Испанией — в армии США; фильм не должен был вызвать негативной реакции ни на севере, ни на юге страны. На совещании Пэт принялся за работу.
— Я тут подумал, — предложил он Джеку Бернерсу, — что в нынешние времена неплохо бы затронуть в фильме и еврейский вопрос?
— Что ты имеешь в виду? — быстро спросил Джек Бернерс.
— Ну, я подумал… Если взглянуть на то, что сейчас происходит в стране и все такое, было бы хорошо показать, что там были и евреи…
— Где «там»?
— На Гражданской войне.
Он начал мысленно перебирать все свои скудные исторические познания.
— Они ведь тоже воевали, да?
— Естественно! — резко ответил Бернерс. — Думаю, что воевали все, кроме квакеров.
— Ну, вот… Моя идея в том, что этот Фицхью Ли влюбляется в какую-нибудь еврейскую девушку. А на закате враг хочет нанести внезапный удар, и она взбирается на колокольню, хватается за веревку колокола…
Взгляд сидевшего по другую сторону стола Джека Бернерса устремился к Пэту.
— Скажи, Пэт, тебе нужна эта работа, правда?
— Еще как нужна!
— В общем, основную идею я тебе рассказал. Оставь евреев в покое! А если ты выдумал эту дрянь для того, чтобы ко мне подлизаться, имей в виду на будущее — я могу просто перестать с тобой здороваться.
Неужели такого обращения заслуживал человек, у которого когда-то был собственный бассейн? Поводом к воспоминаниям о безвозвратно утраченном бассейне стал, как ни странно, президент Соединенных Штатов. Пэт вспомнил тот день во всех деталях; это было больше десяти лет назад. В тот день все говорили только о том, что сегодня на киностудию прибудет президент. Казалось, этот визит обозначит наступление новой эры в киномире, потому что президент Соединенных Штатов на киностудиях еще никогда не бывал. Все служащие компании были одеты по-праздничному, на всех были галстуки, а над дверью столовой вывесили флаг…
В грезы Пэта ворвался резкий голос главы отдела короткометражек Бена Брауна.
— Мне только что звонил Джек Бернерс, — сообщил он. — Пэт, нам не надо никаких новых поворотов сюжета; он и так хорош! Фицхью Ли был командиром кавалерии. Он приходился племянником Роберту И. Ли, и мы хотим показать его в окружении у Аппоматокса, мучительно-ожесточенным и так далее. А затем мы покажем, как он постепенно смиряется — тут надо быть особенно осторожным, потому что Виргиния до сих пор кишмя кишит этими Ли — и как он в конце концов принимает должность в армии Соединенных Штатов из рук Мак-Кинли. Приведи в порядок все, что касается Испании — тот, кто это писал, видимо, коммунист, и все испанские офицеры вышли у него какими-то тупыми придурками.
У себя в кабинете Пэт взглянул на рукопись, озаглавленную «Двум флагам верный до конца». В сцене первой генерал Фицхью Ли был показан во главе своей кавалерии в момент, когда он получил известие о том, что весь Сент-Питерсберг эвакуирован. В рукописи Ли выражал свои чувства по поводу нежданного удара живой пантомимой, но Пэту платили двести пятьдесят в неделю, и он очень к месту и безо всяких усилий вписал в сценарий одну из своих любимых реплик:
Ли (офицерам): Ну и что вы тут стоите, разинув рты? Делайте хоть что-нибудь!
6. Средний план. Офицеры оживляются, хлопают друг друга по плечам и т.д.
Наплыв на:
На что? Мысль Пэта опять унеслась в милое прошлое. В тот великий день, десять лет назад, телефон в его особняке зазвонил около полудня. Звонил мистер Москин.
— Пэт, президент будет обедать в нашем ресторане. Дуг Фэрбенкс не сможет прийти, поэтому одно из мест будет пустовать — кроме того, мы подумали, что за обедом должен быть кто-нибудь и от пишущей братии.
Воспоминания об обеде были окрашены дымкой трепетного очарования. Великий человек задал несколько вопросов о фильмах, затем пошутил — и Пэт шумно смеялся вместе со всеми остальными весьма солидными, богатыми, счастливыми и добившимися в жизни успеха людьми.
После обеда президент посмотрел только что отснятые сцены; позже, за чаем в доме мистера Москина, он должен был встретиться с несколькими известными актрисами. Пэт не был приглашен на эту вечеринку. Но его дом находился рядом с домом мистера Москина, и вернулся он рано, поэтому увидел со своей веранды подъезжавший к дому кортеж. На заднем сиденье лимузина рядом с президентом сидел мистер Москин. О, тогда Пэт гордился кино — и своим местом в процессе его создания — и президентом той благословенной страны, в которой рождались шедевры!
Пэт вздохнул. Вернувшись в реальность, он посмотрел на рукопись «Двум флагам верного до конца» и задумчиво-медленно начертал:
Вставка: Календарь — торжественно-просто написаны числа и годы, страницы отрываются и уносятся вдаль холодным ветром, показывая, как Фицхью Ли понемногу стареет.
Муки творчества вызвали у него сильную жажду — но хотелось ему вовсе не воды, хотя он понимал, что в первый рабочий день лучше было и не вспоминать ни о чем другом. Он встал, вышел в холл и пошел по коридору к автомату с газировкой, а по дороге вернулся к своим грезам.
Тот вечер выдался по-калифорнийски теплым, и поэтому мистер Москин пригласил высокого гостя и избранный «звездный» круг в собственный сад, смежный с садом Пэта. Пэт тоже вышел в сад с заднего крыльца и, никому не видимый, прошел вдоль живой изгороди, разделявшей участки. Внезапно он столкнулся нос к носу с президентом.
Президент улыбнулся и кивнул головой в знак приветствия. Мистер Москин сделал тоже самое.
— Мистер Хобби был вам представлен за обедом, — сказал мистер Москин Президенту. — Он — один из наших сценаристов.
— Ах, да, — сказал президент. — Вы придумываете картины?
— Да, это моя работа, — сказал Пэт.
Президент посмотрел на владения Пэта.
— Должно быть, — сказал он, — вдохновение нисходит на вас, когда вы сидите у этого прекрасного бассейна?
— О, да! — сказал Пэт. — Именно там!
… Пэт наполнил стакан газировкой. С другого конца обширного холла приближалась группа людей — Джек Бернерс, Бен Браун и еще несколько студийных начальников; с ними шла девушка, к которой они все были чрезвычайно внимательны и почтительны. Он узнал ее лицо — это была девушка года, «Эта Девушка», «Ах! Девушка», «Девушка-Очарование», девушка, ради чести предложить роль которой любая киностудия была готова на всё.
Пэт замешкался у автомата. Он не раз видел, как сотни пустышек на миг становились «звездами» и затем исчезали, всеми забытые, но эта девушка в самом деле заставляла биться чаще сердца целой нации. Он почувствовал, как сильно стало стучать его собственное сердце — и когда процессия оказалась рядом, Пэт поставил стакан, рукой пригладил волосы и сделал шаг в коридор. Девушка взглянула на него — он взглянул на девушку. Затем она взяла за руки Джека Бернерса и Бена Брауна, шедших слева и справа от нее — и процессия, казалось, должна была пройти прямо через то место, где стоял Пэт, и Пэту пришлось отступить обратно к стене.
Миг спустя Джек Бернерс обернулся и сказал оставшемуся позади Пэту: «Привет, Пэт!» Затем и остальные тоже бросили на него полувзгляды, но никто больше не заговорил — все были увлечены девушкой…
В своем кабинете Пэт мрачно взглянул на сцену, в которой президент Мак-Кинли предлагал Фицхью Ли должность в армии США. Бернерс написал на полях: «Пусть Мак-Кинли затыкал рот демократам и порвал отношения с Кубой — об этом можно писать, но никаких острот об Испании — это важный для нас рынок». Пэт скрипнул зубами и, сильно надавив на карандаш, вписал:
Ли: Мистер президент, идите к чёрту вместе с вашей подачкой!
Затем Пэт лег на стол и горько затрясся, вспоминая тот прекрасный день, когда у него был собственный бассейн.
Это окончательная версия текста с учетом правок, которые Фицджеральд выслал в журнал «Эсквайр» уже после того, как номер был напечатан, поэтому в журнале появилась первая редакция этого рассказа.
Оригинальный текст: A Patriotic Short (the final version), by F. Scott Fitzgerald