— Да нельзя нам ходить вместе! — сказала Руфь. — И без того слишком много людей знают о том, что мы с тобой поселились в одном отеле!
Генри Эвен Дэлл улыбнулся, а затем они одновременно рассмеялись. Стояло яркое апрельское утро; они только что свернули с Елисейских полей к англиканской церкви.
— Я пойду по другой стороне, — сказал он, — встретимся у дверей.
— Нет, мы не должны даже сидеть рядом! Как бы смешно это ни звучало, но я — графиня, и о том, что я делаю, может узнать кто угодно благодаря этому чертовому «Бульвардье»!
Они на мгновение остановились.
— Но я ненавижу расставаться с тобой, — сказал он. — Ты восхитительна!
— Мне тоже не нравится с тобой расставаться, — прошептала она. — Я и не подозревала, как ты прекрасен! Но… Прощай!
На середине улицы он остановился, услышав визгливое подобие музыки Дебюсси, наигрываемое автомобильными клаксонами.
— Не забудь, сегодня обедаем вместе! — снова окликнул он ее.
Она кивнула и продолжила свой путь, уставившись на тротуар прямо перед собой. Генри Эвен Дэлл наконец перешел улицу и пошел быстрым шагом, время от времени бросая быстрые счастливые взгляды на шедшую по другой стороне улицы фигуру.
«Интересно, есть ли у них в церквях телефоны, — подумал он. — Надо бы узнать после церемонии».
Он стоял в дальнем ряду; время от времени он ловил взгляд Руфи и подмигивал ей. Свадьба была шикарной. Когда жених и невеста покинули алтарь и вышли в церковный придел, невеста взяла Генри под руку и вышла с ним на улицу.
— Как забавно! — сказала невеста. — Подумать только, Генри, я почти что вышла замуж за тебя!
Ее муж рассмеялся.
«Над чем? — подумал Генри. — Именно так все и было бы, если б только она действительно была той самой, единственной…»
А вслух произнес:
— Мне надо ещё успеть позвонить до банкета.
— В отеле полно телефонов. Когда освободишься, приходи! Я, как говорится, хочу, чтобы ты узнал первым.
Он нашёл телефон только через час.
— «Париж» задерживается, — ответили ему в «Трансатлантической компании». — Мы еще не можем назвать вам точное время прибытия. Пожалуйста, перезвоните часа в четыре!
— Нет-нет, монсеньер — это невозможно!
— Сожалею.
В холле он присоединился к гостям и отправился вместе с ними на «мужскую» половину бара отеля «Ритц». Мужчина не может находиться среди женщин бесконечно долго.
— Надолго приехали в Париж, Генри?
— Я и сам не знаю. Всегда можно сказать, сколько времени проведешь в Нью-Йорке, или в Лондоне. Но в Париже…
Он выпил пару коктейлей. Около часа дня, когда шум и грохот достигли своего апогея, он вышел на улицу Рю-Камбон. Такси поймать было нереально — швейцар бегал за машинами аж до самой Рю-де-Риволи. Одно такси со швейцаром на подножке все-таки подъехало к отелю, но его уже давно поджидала миловидная маленькая брюнетка в бледно-зеленом.
— Прошу прощения, — извинился Генри. — Вы случайно не собираетесь ехать в район Буа?
Произнося это, он уже садился в машину. Его вечерний костюм послужил ему чем-то вроде визитной карточки. Дама кивнула в ответ.
— Я как раз собираюсь там пообедать.
— Меня зовут Генри Дэлл, — представился он, приподняв шляпу.
— Ах, это вы! — энергично отреагировала она. — Мое имя Бесси Винг, урожденная Лейтон. Я знакома со всеми вашими кузинами.
— Замечательно! — воскликнул он, и она опять кивнула.
— За обедом я собираюсь расторгнуть свою помолвку, — сказала она. — И, пожалуй, в качестве причины я назову вас.
— Вы действительно хотите расторгнуть свою помолвку?
— В кафе «Дофин» — с часу до двух.
— Я тоже там обедаю — буду время от времени на вас поглядывать.
— Хотелось бы мне сейчас знать — должен ли он отвезти меня домой после обеда? Я, к сожалению, так и не прочла «Этикет» Эмили Пост.
Повинуясь внезапному импульсу, он сказал:
— Не волнуйтесь. Я вас подвезу. Думаю, вы будете не очень хорошо себя чувствовать после объяснения… Я за вами присмотрю.
Она покачала головой.
— Нет, сегодня вечером будет еще слишком рано, — сказала она. — Но я приехала сюда на несколько недель.
— Сегодня вечером, — сказал он. — Видите ли, сегодня приходит пароход…
Через мгновение она с неохотой ответила:
— Я едва с вами знакома. Пусть будет так: если вы заметите, что я покачиваю ложечкой над столом, то это означает, что я буду ждать вас на улице через пять минут.
Руфь уже сидела за столиком. Генри лениво поговорил с ней минут десять, наблюдая за ее лицом и пятнами света на столе. Затем его взгляд упал на один из дальних столиков — и он заметил Бесси Винг, глубоко погруженную в беседу с мужчиной примерно одного с ним возраста, то есть лет двадцати пяти.
— Мы встретимся сегодня вечером — и «прощай!» — сказала Руфь.
— У нас не осталось даже сегодняшнего вечера, — торжественно произнес он. — Через час я еду встречать пароход.
— Очень жаль, Генри. Но мы ведь прекрасно провели время, правда?
— Да. Просто замечательно.
Он почувствовал неподдельную печаль.
— Даже хорошо, что ты сегодня занят, — с небольшим усилием сказала Руфь. — Мне давно уже нужно было подогнать платье, — я так долго это откладывала! Когда окажешься в «Опере» или в Сен-Жермен, вспоминай меня.
— Мне придется приложить все свои силы, чтобы тебя забыть…
Немного позже он увидел качающуюся ложечку.
— Позволь, я уйду первым? — спросил он. — Мне будет очень тяжело сидеть тут и видеть, как ты уходишь.
— Хорошо. Я посижу здесь и о чем-нибудь подумаю.
Бесси ждала его на улице под большим грушевым деревом — и они с обоюдной неприязнью втиснулись в такси, совсем как убегающие из дома дети.
— Это было ужасно? — спросил он. — Я наблюдал за вами. У него в глазах стояли слезы!
Она кивнула.
— Кошмар какой-то!
— Зачем же вы расторгли помолвку?
— Потому что мой первый брак потерпел полное фиаско. Вокруг меня всегда было так много мужчин, что, выйдя замуж, я так и не поняла, кого же я люблю? Не было никакой отправной точки — понимаете, что я имею в виду? И почему же ею должен был стать Хершелл Винг?
— А как насчет того, другого, мужчины?
— Случилось бы то же самое, — но на этот раз это уже было бы моей ошибкой, потому что я знала бы обо всем заранее.
Они сидели в прохладной, по-американски выглядевшей гостиной ее апартаментов и пили кофе.
— В жизни каждой красивой женщины, — сказал он, — такое случается много раз. Когда нет единственного Мужчины — тогда вокруг остаются одни «мужики».
— В моей жизни был Мужчина, — задумчиво сказала она, — когда мне было шестнадцать. Он был похож на вас. Он не любил меня.
Генри поднялся с дивана и сел в кресло рядом с ней.
— Бывает и такое, — сказал он. — Вероятно, проще всего жить как «корабли, что проходят в ночи».
Она отодвинулась от него.
— Не хочу показаться старомодной, — но мы ведь даже не знакомы…
— Вы не правы. Разве вы не помните? Мы познакомились сегодня утром!
Она рассмеялась.
— Средство от боли при разорванной помолвке?
— Да, особое средство…
В комнате стояла тишина. Апрельский ветер шевелил павлинов на драпировках.
Потом, взявшись за руки, они стояли на балконе и смотрели на море зеленых листьев, окружавших Триумфальную арку.
— Где телефон? — неожиданно спросил он. — Не отвечай — я и так знаю.
Он ушел с балкона в апартаменты и снял трубку телефона, стоявшего рядом с ее кроватью.
— «Компани Женераль»… Когда прибудет поезд с пассажирами парохода «Париж»?… О, пароход еще не прибыл в Гавр? Только через несколько часов? Задержка в Саутгемптоне?
Вернувшись на балкон, Генри сказал:
— Все в порядке. Можно ехать на выставку.
— Видишь ли, мне очень нужно там быть. Эта женщина, Мэри Толливер, о которой я тебе рассказывала — она единственный человек, к которому я могу прийти и рассказать все… Она поймет.
— А не поймет ли она больше того, о чем ты собираешься ей рассказать, если ты появишься перед ней вместе со мной?
— Она никогда не узнает. Она стала моим идеалом с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.
«Она не намного старше Бесси», — подумал Генри, увидев ее в холле отеля «Крийон». Волосы этой женщины были темно-золотыми, она была очень элегантна и, как говорят французы, сойне — что означает нечто большее, чем просто опрятность… С ней рядом находились двое мужчин — американец-художник и американец-скульптор, и Генри сделал вывод, что они оба были в нее слегка влюблены — или просто пользовались ею в качестве своих кошельков. Тот факт, что у нее были деньги, был очевиден — потому что на «Вернисаж прикладного искусства», располагавшийся по берегам Сены, их доставила принадлежавшая ей огромная машина марки «Рено».
Они прошли по выставке, миновав ограду, сиявшую матовым блеском хромированной стали, которой через пятнадцать лет было суждено открыть новую эру в мебели. Генри когда-то был художественным редактором журнала «Гарвардский пасквиль», его художественный вкус был в меру развит, — но он не принял участия в разговоре об искусстве, завязавшемся между скульптором и художником. Потом все решили пойти в кафе и выпить аперитив, и Бесси села рядом с ним; Мэри Толливер улыбнулась и, кажется, все поняла. Она оценивающе взглянула на Генри.
— Давно ли вы знаете друг друга? — спросила она.
— Долгие годы, — ответил Генри. — Она мне как сестра. А сейчас, после столь приятного вечера, я вынужден вас покинуть.
Бесси укоризненно посмотрела на него, начала подниматься со стула — но быстро взяла себя в руки.
— Ведь я говорил тебе, что придет корабль? — мягко напомнил он.
— Пароход, — автоматически поправила она.
Уходя, он заметил, что на освобожденный им стул рядом с ней тут же уселся художник.
«Париж» все еще находился в Саутгемптоне, и Генри стал обдумывать, как убить оставшееся время. Если вы долгое время ничем не занимались, получая от этого большое удовольствие, то заполнить случайно выдавшиеся свободные минутки становится проблемой. Тем, кто привык работать, сделать это гораздо легче. В деревне Генри мог бы совершить моцион — но здесь были только лица, и еще столики. И казалось, что это будет продолжаться вечно…
«Я стал презренным тунеядцем, — подумал он. — Пришло время хотя бы задуматься о своих обязанностях — должны ведь у меня быть хотя бы какие-нибудь обязанности?»
Он сел в такси и поехал на левый берег, на Рю-Нотр-Дам-де-Шамп, чтобы посетить дитя, взятое им на содержание сразу же после войны. Маленькая симпатичная сиротка, побиравшаяся напротив кафе «Дю Дом» — Генри три года подряд посылал ее учиться в монастырскую школу. Вообще-то он навещал ее каждое лето, раз или два в году, но с момента последней встречи прошел почти что год.
— Хелен куда-то ушла, — ответил ему незнакомый консьерж. — Откуда я знаю, куда? В кафе «Де Лила»? К Липпу?
Генри был слегка потрясен — но быстро утешился, найдя ее в пивном баре Липпа — месте, которое всё же считалось чуть более респектабельным, чем «Дю Дом» или «Ротонда». Она тут же оставила двух американцев, сидевших с ней за столиком, и застенчиво обняла Генри.
— Что собираешься делать дальше, Хелен? — спросил он у нее. — Чему тебя учат монашки?
Она пожала плечами.
— Выйду замуж, — сказала она. — Если получится, то за богатого американца. Вон тот молодой человек, к примеру — один из парижских корреспондентов «Нью-Йорк Геральд Трибьюн».
— Репортеры обычно не богаты, — сказал он ей с укором, — и этот тоже многообещающим не выглядит.
— Он просто слегка пьян, — сказала она, — обычно все думают, что он именно тот, кого только и можно пожелать.
Прямо после войны, четыре года назад, Генри был романтиком. Он никоим образом не собирался растить эту девушку для того, чтобы впоследствии на ней жениться, или для чего-нибудь другого. Но теперь у него в голове зашевелилась мыслишка. Что, если её красота сохранится и в будущем? И глядя на нее, он почувствовал укол ревности по отношению к этому репортеру.
Оригинальный текст: News of Paris—Fifteen Years Ago, by F. Scott Fitzgerald.